Ось уривки зі статті 17 травня 2002 року з газети "День "-15 років тому -через 4 доби після втрати Метра
Мой Лобановский...
Великий реформатор футбола
Владимир Денисенко
17 мая, 2002 - 00:00
https://day.kyiv.ua/ru/article/pochta-dnya/moy-lobanovskiyВчера Киев, Украина, весь футбольный мир прощался с великим тренером и незаурядным человеком, прощался с эпохой Лобановского. В этой общей скорби у каждого была своя боль, потому что у каждого — свой Лобановский. Для одних — любимый близкий человек. Для других — друг. Для третьих — Наставник. Для четвертых — Легенда. Для пятых...
Человек, который качался
Вадим ДУБНОВ, «Новое время»:
О нем говорили, что он открывает ногой дверь к первому секретарю украинского ЦК Щербицкому. Говорили, что с ним невозможно иметь дело. Говорили, что его стиль — надругательство над традициями советского футбола. Чего только о нем не говорили, а время было такое, что ответа никто не ждал, не принято тогда было отвечать, и только когда это время прошло, все как-то вдруг поняли, что Лобановский никому отвечать и не собирался.
Не от обиды, не от заносчивости и не от снобизма. Просто он качался, и таким он всем, наверное, и запомнится: качающийся взад-вперед человек, не сводящий с поля сосредоточенного взгляда, и что бы на этом поле ни случилось, он не улыбался, не кричал и не вскакивал. Он качался. «Как старый еврей во время молитвы». Так говорил о нем мой дед, ярый болельщик киевского «Динамо», который видел много старых мудрых евреев во время молитвы. Мой дед знал, что говорил. Когда в начале 70-х Лобановский, безвестный тогда тренер с пятилетним стажем, пришел в киевское «Динамо», дед облегченно выдохнул: «Вот теперь будет дело!»
Его, кажется, очень немногие знали близко и по-настоящему. Он не был всенародным кумиром, как Бесков или Качалин. У кумиров иная стезя, их носят на руках и возводят на пьедесталы, чтобы потом низвергнуть. У Лобановского никогда не было своего пьедестала, и этого никак не могли понять его оппоненты — сегодня не хочется по-иному называть людей, которые сживали его со свету. Его громили за все, что он делал и чего не хотел делать по требованию тех, кто так хотел его видеть похожим на всех остальных.
Его очень хотели видеть посредственностью, которая только и должна руководить нестоличным клубом. В Москву набирали со всей страны лучших игроков, сам Брежнев болел за «Спартак», а чемпионом становился Киев. Из одиннадцати своих чемпионских титулов восемью главная команда Украины обязана Лобановскому. Шесть Кубков СССР. Да, стотысячный киевский стадион ревел, требуя победы над «Шахтером», но это уже был последний тур, и для чемпионства хватало ничьей, и Лобановский делал ничью. Он не рвался к победам в матчах на выезде, как не рвался к ним на самом деле никто, но только Лобановского клеймили за «выездную модель», с которой он выиграл все, что только можно. Набирая, кстати, в гостях не меньше очков, чем все остальные.
Он все знал о футболе. Он не боялся, что его выгонят, — и его выгоняли. Из сборной, с треском и злорадством — вот ваш Лобановский! И пробовали по кругу всех остальных, чтобы снова позвать Лобановского.
И он шел. Он качался и словно не замечал того, что творится вокруг него. Он был отстраненным человеком на своем месте, его называли мудрецом, и те, кто сам не был лишен толики мудрости, соблюдали почтительную дистанцию. Олег Блохин в своей книге «Право на гол» к Лобановскому никакой теплоты явно не испытывает. Между строк — намеки на яростные споры, на неоттаивающий холод в отношениях. И абсолютное при этом бессилие в попытках скрыть свое неизбывное уважение.
«Он раскрылся мне — как друг и как человек», — с некоторым, кажется, удивлением заметил Котэ Махарадзе. Это было в марте, мы с батоно Котэ вспоминали ушедших, мы не знали, что случится после рядового матча «Металлург» (Запорожье) — «Динамо» (Киев), когда Лобановского так и не решатся перевезти из запорожской больницы в киевскую. «Лобановский умер», — звонили друзья ближе к полуночи. Как к полуночи в 75- м мы перезванивались, распространяя новость: «Киев выиграл в Мюнхене у «Баварии»!» То был первый матч на Суперкубок, советское телевидение игру не показывало, и результат узнавали, как обычно, чуть ли не по Би-Би-Си.
А потом был выигран и ответный, киевский, матч, Лобановский был назван лучшим тренером мира, а советские газеты продолжали источать яд. Лобановского снова звали в сборную и изгоняли из нее, а он спокойно делал новую команду — с нуля. В мире таких единицы, а у нас он и вовсе был один — создавший за свою жизнь с нуля три великих команды — 75-го, 86-го и уже в независимой Украине в 90-х. И вот наконец — перестройка, свежий ветер колышет сетку ворот, Эдуард Малофеев со своим «искренним футболом» и поддержкой цековских функционеров неуклонно ведет сборную к позору на чемпионате мира 86-го в Мексике, и в последний момент происходит чудо: на место Малофеева назначается Лобановский.
Это была последняя советская сборная, лебединая песнь страны, которая еще не знает о скорой кончине. Обидное поражение в одной восьмой финала, но Лобановский остается на своем месте, чтобы спустя два года пробиться в финал чемпионата Европы. История заканчивается. Лобановский уезжает в Африку. Возвращается. Киевское «Динамо» снова гремит в футбольной Европе, громит «Барселону» и «Реал». Сборная Украины выбивает сборную России из отборочной группы чемпионата мира.
Чтобы делать такие команды в независимой Украине, нужно быть очень отстраненным человеком..