"Когда прочитал новости о разгоне студентов, я не смог дозвониться сыну, который тогда жил в Михайловском переулке. После этого на своей странице в фейсбуке я разместил пост о том, что как гражданин и представитель народа (а значит, сам народ) имею право на свою точку зрения, а потому никто не имеет права закрывать мне рот. Поэтому иду в парк Тараса Шевченко, чтобы продемонстрировать свою позицию.

Потом увидел, что кроме полусотни пропущенных звонков, появилось миллион сообщений. Большинство звонков было от руководства клуба, сообщений – от близких мне ребят. Еще был номер и просьба позвонить по нему в любое время суток. Я набрал его и вышел на разговор с Григорием Суркисом.

Очень жесткий, очень долгий, очень предметный разговор о том, что я как капитан "Динамо" ни в коем случае не имею права вот так выражать свои мысли и идеи. И что, тем более как киевлянин, как известный футболист, который для многих является кумиром и объектом для подражания, я не могу себе позволить высказываться в таком ключе.

Мы тогда долго спорили. Я пытался искать аргументы и отстаивать свою позицию. Разговор получился бесконечным, мы вспомнили тогда фактически всю мою биографию с того мгновения, как я пришел в "Динамо". Но в моем посте не было ни слова пафоса: я полностью поддерживал ценности, во имя которых тогда вышли студенты.

Дал слово – держи его. Если пообещал что-то сделать, доведи обещанное до конца. В конечном итоге я не отступил. Но тот жесткий разговор с Григорием Суркисом, а потом на следующий день и с Игорем Суркисом, которому я также пытался объяснить, что чувствую и почему так написал, все еще лежал на душе тяжелым грузом.

Игорь Михайлович сказал, что у него ко мне как у президента "Динамо" нет никаких вопросов. Но именно в ту ночь у меня в волосах появилась не одна седая прядь: поседеть за ночь – отнюдь не метафора", – написал Шовковский в своей книге