«Ботвинник думал о матче с Алехиным с 1936 года. А в 43-м, когда в войне произошел решительный перелом, он вернулся к этой мысли. И, будучи у меня в гостях (между прочим, не в первый и не в последний раз), говорил об этом. Михаил Моисеевич пишет, что обед был роскошный, но вот от вина он отказался. Да, вино он не пил, но хлеб в моем доме он ел. И человек с другим воспитанием, другой нравственной основой, вероятно, не стал бы так оскорбительно отзываться о человеке, в доме которого он ел хлеб.
Действительно, на том обеде он ставил вопрос о матче, и я ему ответил, что этот матч невозможен. На обеде, кстати, был Николай Михайлович Зубарев. И Ботвинник пишет, что говорил только я, а Зубарев поддакивал. Надо было даже его словам придать уничижительный характер! Как будто Зубарев не мог просто разделять мои взгляды… А говорил я примерно следующее. Алехин – это военный преступник, и не перед Советским Союзом, а перед Францией. Он был офицером французской армии и после капитуляции Франции перешел на сторону врага. Он стал помощником по культуре – это была его официальная должность! – гауляйтера Франка, одного из самых кровожадных гитлеровских палачей. В ответ Ботвинник сказал, что всё это, мол, несущественно…»