– Я за любой кипишь, кроме голодовки. И так было ровно до того момента, когда первая бутылка с бензином полетела в полицейских. Потому что это был уже не гражданский протест. Тут же всякое сочувствие к Майдану исчезло. И множество людей, которые, в общем-то, Украине искренне соболезновали, наблюдали за происходящим с чувством ужаса.

В конце 80-х, в Белой Церкви, я оказался единственным москвичом на целую площадку, битком набитую войсковыми частями. И меня поразило то, насколько русские ребята с Украины и этнические украинцы не находили общего языка. Единственное, в чем они сходились, – это то, что все они очень не любили коммунистов. Что такое коммунисты – они не очень хорошо понимали, но родители их научили тому, что "коммуняки – бяки".